(Этот воздух пусть будет свидетелем) (Дальнобойное сердце его) (И в землянках всеядный и деятельный) (Океан без окна, вещество) (До чего эти звёзды изветливы) (Всё им нужно глядеть – для чего?) (В осужденье судьи и свидетеля) (В океан без окна вещество) Этот воздух пусть будет свидетелем Дальнобойное сердце его И в землянках всеядный и деятельный Океан без окна, вещество До чего эти звёзды изветливы Всё им нужно глядеть – для чего? В осужденье судьи и свидетеля В океан без окна вещество Помнит дождь, неприветливый сеятель Безымянная манна его Как лесистые крестики метили Океан или клин боевой Будут люди холодные, хилые Убивать, голодать, холодать И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат Научи меня, ласточка хилая Разучившаяся летать Как мне с этой воздушной могилою Без руля и крыла совладать И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчёт Как сутулого учит могила И воздушная яма влечёт Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры И висят городами украденными Золотыми обмолвками, ябедами Ядовитого холода ягодами Растяжимых созвездий шатры Золотые созвездий жиры Сквозь эфир десятичноозначенный Свет размолотых в луч скоростей Начинает число опрозраченный Светлой болью и молью нулей А за полем полей поле новое Треугольным летит журавлем Весть летит светлопыльной дорогою И от битвы вчерашней светло Весть летит светопыльной дорогою Я не Лейпциг, не Ватерлоо Я не битва народов. Я – новое От меня будет свету светло В глубине черномраморной устрицы Аустерлица погас огонёк Средиземная ласточка щурится Вязнет чумный Египта песок Аравийское месиво, крошево Свет размолотых в луч скоростей И своими косыми подошвами Луч стоит на сетчатке моей Миллионы убитых задёшево Протоптали тропу в пустоте Доброй ночи, всего им хорошего От лица земляных крепостей Неподкупное небо окопное Небо крупных оптовых смертей За тобой – от тебя – целокупное Я губами несусь в темноте За воронки, за насыпи, осыпи По которым он медлил и мглил Развороченный – пасмурный, оспенный И приниженный гений могил Хорошо умирает пехота И поёт хорошо хор ночной Над улыбкой приплюснутой швейка И над птичьим копьем Дон-Кихота И над рыцарской птичьей плюсной И дружит с человеком калека Им обоим найдётся работа И стучит по околицам века Костылей деревянных семейка Эй, товарищество – шар земной! Для того ль должен череп развиться Во весь лоб – от виска до виска Чтоб в его дорогие глазницы Не могли не вливаться в войска Развивается череп от жизни Во весь лоб – от виска до виска Чистотой своих швов он дразнит себя Понимающим куполом яснится Мыслью пенится, сам себе снится Чаша чаше, отчизна – отчизне Звёздным рубчиком шитый чепец Чепчик счастья – Шекспира отец Ясность ясеневая и зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом Словно обмороками затоваривая Оба неба с их тусклым огнем Нам союзно лишь то, что избыточно Впереди – не провал, а промер И бороться за воздух прожиточный Это слава другим не в пример И сознанье своё затоваривая Полуобморочным бытиём Я ль без выбора пью это варево Свою голову ем под огнём? Для того ль заготовлена тара Обаянья в пространстве пустом Чтобы белые звёзды обратно Чуть-чуть красные мчались в свой дом? Слышишь, мачеха звёздного табора Ночь, что будет сейчас и потом? Ночь, что будет сейчас и потом? Наливаются кровью аорты И звучит по рядам шепотком Я рождён в девяносто четвёртом Я рождён в девяносто втором И, в кулак зажимая истёртый Год рожденья с гурьбой и гуртом Я шепчу обескровленным ртом Я рождён в ночь с второго на третье Января в девяносто одном Ненадёжном году, и столетья Окружают меня огнём